Валя уже больше месяца не ходила в школу. Хотя по возрасту ей и полагалось в нее ходить, девочке на тот момент было всего 15. Школу вначале закрыли, а с приходом в город немцев и вовсе разбомбили. Слухам о том, что немцы совсем рядом, не верили до тех пор, пока звуки канонады не сотрясли город. Мама в тот день спустила ее и младшего брата в окоп, который отец вырыл перед домом до ухода на фронт. Загнала их в самый дальний угол и, накрыв собой, сказала: "Молитесь, дети!"
— А мы не знали тогда молитв, только и причитали — Господи, помоги нам, Господи, — вспоминает Валентина Антоновна. – А через некоторое время в городе наступила тишина, словно Ростов вымер. И только немецкая речь нарушала это тревожное затишье. Появились немцы и в доме Бобкиных. Их было человека три. Они спокойно прошлись по комнатам и остановились у папиной кровати на кухне. Их внимание привлекли карманные часы, что висели над кроватью. Один из них подошел, взял их в руки и, аккуратно повертев в руках, повесил обратно.
— Постирайте нам, если можно, сорочки, — попросил устало немец…
Путь в неизвестность
Через некоторое время по городу начали расклеивать объявления. Женщинам в возрасте от 16 до 45 лет полагалось явиться по указанному адресу на регистрацию. Пришли втроем: Валя, мама и Валин брат. Зашли внутрь, за столом сидит немец, оформляет документы, поодаль женщина, переводчица. Валю по возрасту определили в трудовой лагерь, а мать оставили, поскольку на ее иждивении был маленький брат.
— Мама как узнала, что меня берут в Германию, начала причитать и слезно молить оставить меня. Мне еще не было полных 16 лет, не хватало нескольких месяцев. Но на нее так рявкнули…
Смотрите на видео — столетний ветеран ВОВ из Грузии рассказала о своих военных годах >>>
Наутро Валя с матерью пришли на железнодорожную станцию. На вокзале стоял крик и плач. Людей грузили в вагоны для скота.
— У нас к тому времени не было никакой еды, все запасы вышли. Мама, собрав кое-какие вещи, обменяла их на мешочек муки. И спекла мне в дорогу хлеб. И вот поезд тронулся, наши машут руками, кричат, плачут, и мы в поезде кричим.
Тут тетя Валя останавливается, переводит дыхание. Справляется с волнением и продолжает:
— А этот машинист, мерзавец, проехал немного и остановил поезд. И наши женщины, что остались на перроне, побежали за поездом, чтобы еще раз нас увидеть. А он стоит и смеется. Раза три такое сделал. И каждый раз женщины бежали вслед поезду.
Первая остановка в этой дороге в неизвестность была в Польше. Женщин раздели догола, причем делали это мужчины. Завели в баню, включили воду. Не успели они намылиться, как воду отключили.
Дорога до Германии была длинной. И по мере приближения к ней, росло и волнение. Дошло до того, что когда поезд въехал в тоннель, в вагонах внезапно началась паника. Вконец измученные долгим переездом, переживаниями и неизвестностью, несчастные женщины решили, что попали в концентрационный лагерь, о которых ходили ужасные слухи. В конце концов они доехали до Германии. Их распределили по баракам. Между бараками проходили ровные зеленые дорожки. Везде царила безупречная чистота. Там же были лазарет и столовая.
— Мы делали на механическом заводе какие-то запчасти. Мне давали какие-то трубы, мастер показывал, как делать, и я резала болванки. На заводе работали и женщины, и мужчины. Вставали в 7 часов утра, расходились по цехам и начинали свою работу. Работали по 12 часов. Утром нас кормили кусочком черного хлеба и чаю сколько хочешь. У нас были алюминиевые миски, куда мы этот чай заливали. В обед нам давали большей частью гороховый суп. К шести часам у нас был ужин, он состоял опять-таки из супа. И, конечно, мы все время были голодными.
До того, как попала в трудовой лагерь, я весила 76 килограмм. А через три месяца я весила уже 59, это меня в бане взвесили.
В столовой варили супы с пшеном так, что на дне больших кастрюль оседала крупа. И вот, я устроилась работать на кухню, специально, чтобы что-нибудь оттуда перепадало. Мы все недоедали, а кушать хотелось очень. И вот я мыла котлы. А была высокая, могла достать до самого дна. Приходила, брала в руки железку, которой скребут пригоревший низ у кастрюли и залезала в котел. Мыла и одновременно ела это слипшееся и приставшее ко дну месиво.
Как в Грузии помогают ветеранам Великой Отечественной войны >>>
И вот как-то раз мою котел и замечаю рядом отдельные коробки, в которых хлеб нарезанный кусками лежит. Взяла пару кусков хлеба и спрятала в помои. Окунулась в котел и начала быстро жевать. И тут заходит немецкая повариха-надзирательница, увидела куски хлеба в котле. И как залепит мне оплеуху. Притом так сильно, что сбила с ног. А я встала, отряхнулась и убежала в барак. И так стыдно мне стало, так больно…
Пир во время чумы
Раз в неделю работники трудовых лагерей отдыхали. Это происходило по воскресеньям. Обычно в этот день они уходили в город, погулять. Но как-то раз их наказали за какую-то провинность и не выпустили после ужина из бараков. Оказавшись внутри, девочки стали думать, чем себя занять. И придумали конкурс. Договорились, что каждый будет исполнять то, что помнит и знает. Валя еще перед отъездом в Германию смотрела фильм "Свинарка и пастух".
— И так мне этот фильм понравился, что я все песни из него выучила наизусть. И когда очередь дошла до меня, все в один голос начали кричать – пусть Валя споет, знали, что петь я умею. И я спела песню "Ой, да ты калинушка, ой да ты малинушка, ой да ты не стой на горе крутой".
И тут тетя Валя вдруг начинает петь. Петь очень проникновенно и печально. И вся вынашиваемая ею за долгую жизнь боль и печаль вдруг наваливаются на меня. Закончив песню, она умолкает. Молчим какое-то время и мы – я, ее дочь и внучка… Молчим от переизбытка эмоций. Потом через силу тетя Валя дрожащим голосом продолжает.
— И тут полицейские, которые слышали все это, открыли двери и спрашивают, кого награждать, кто выиграл. И все единогласно начали кричать – дайте приз ростовской Вале. В качестве приза мне дали два кусочка настоящего белого хлеба, помазанного мармеладом. Я разделила на всех девочек в бараке. А потом полицейский из конвоя еще дал мне грушу…, — голос тети Вали переходит в шепот.
Иногда девочкам приходилось работать в ночную смену. Чуть поодаль от стола, за которым обедали работники, сидели немцы, мужчины, лет по 60. И вот им принесли кастрюлю с супом. Они поели, посовещались и что-то шепнули поварихе на ухо. Она развернулась и подошла к молодежи с огромной кастрюлей.
— И мы как кинемся к этой кастрюле! Не знаю, может, у них были близкие нам по возрасту дети, и они нас жалели… В комнате опять повисает тишина. — Люди добрые есть везде…
Конец войне
Война подходила к концу. Валентина Антоновна пробыла в Германии в трудовом лагере до прибытия туда союзных американских войск. Они более не работали на заводах и свободно гуляли по городу. Тогда-то Валентина Антоновна и познакомилась с будущим супругом.
Настал момент, когда поезда, заполненные людьми, двинулись домой, на родину. До Ростова было пока еще далеко. Остановились в небольшом городе. Расквартирование населения на ночлег в бывшей немецкой тюрьме было поручено политруку Шалико. А Валя была девушкой статной, красивой. И завязался роман. Шалико опекал, заботился. Он был старше Вали на 15 лет.
Домой через Европу они возвращались долго. Наконец, добрались до Ростова. Шалико с друзьями прожил в доме у Вали неделю, а потом уехал в свою Грузию. Правда, перед отъездом завещал Вале еженедельно ждать и самой писать письма. На тот момент у Шалико был жена, дети. Через год он развелся с первой женой и вернулся в Ростов для того, чтобы сочетаться браком с Валентиной. Вернулись они в Грузию, где Шалико назначили председателем колхоза, уже вместе.
"Жить хочется даже в 100 лет" — история ветерана Отечественной войны >>>
— Знаете, меня в Грузии с такой любовью встретили все родственники, — светлея лицом, продолжает тетя Валя.
— Мама, это неважно! — нетерпеливо корректирует дочь Лена, переживающая, что Валентина Антоновна рассказывает не по существу и отнимает у меня лишнее время.
— Как неважно, все важно! — возмущается тетя Валя. – Это главная причина, почему я осталась в Грузии. Это заслуга родных моего мужа. Если бы они не приняли меня с такой теплотой, я же совсем чужой человек была, то я бы сбежала из Грузии. И еще, я уехала и оставила в Ростове своих родных. Это были голодные годы, мама с братом и бабушкой очень нуждались. Шалико мне сказал, напиши домой, пускай приезжают. И они все приехали. И жили в нашем большом доме, в Кахети. Поэтому все в жизни важно, любая деталь… А люди, они, знаете, везде одинаковые.
