"Зачем нужна дорога, если она не ведет к храму?"
Несколько простых слов, вобравших целое море философской мудрости и глубины. Навечно вмурованных, словно пророческий образ, в твердый гранит. В них ключ к оценке смысла прожитой жизни и любви – любви к этой самой Жизни. К Ближнему. К Человечеству. К Создателю и Мирозданию.
Столь емкая фраза – не цитата. Это афоризм. Который надолго переживет автора. Постоянно напоминает о нем тем, кто знал его лично или по фильмам, которые он снял. То есть, всем нам.
О режиссере Тенгизе Абуладзе.
Вы, должно быть, заметили – я обошелся без высокопарных эпитетов. Сознательно. Общепринятые восхваления показались мне в данном случае совершенно неуместными. Слишком бы фальшиво они прозвучали на фоне не поддающихся стандартным оценкам главных его картин – "Мольба" (1967), "Древо желания" (1977), "Покаяние" (1984). Потому язык просто не поворачивается сказать про Тенгиза Абуладзе – знаменитый или выдающийся.
Как не повернется он сказать то же самое, например, в адрес Феллини, Антониони, Бергмана… Это может показаться странным. Но, с другой стороны, любой шаблон, попытка к чему-то отнести, к кому-то причислить творцов такого масштаба и почерка, по живому режет загадочную и неповторимую художественную ткань, которую им дано было плести.
Таинственно недоговаривая, побуждая искать вечно ускользающую истину и заставляя, каясь и проклиная, дальше идти по жизни, они не поддаются классификации. Они не выше и не ниже. Просто в стороне. Отдельно. Работам некоторых даже подыскали ничего в сущности не означающее определение – "авторское кино". Будто кино бывает без автора! Но, возможно, как раз в этой бессмыслице заключен универсальный смысл.
Первая же художественная картина Абуладзе, снятая совместно с Резо Чхеидзе, ознаменовала прорыв советского кинематографа на международную арену. В 1955 году "Лурджа Магданы" была удостоена специального упоминания как лучшая в одной из категорий престижнейшего кинофорума в Каннах. После столь внушительного успеха у начинающего художника вполне мог задраться кверху нос или в страхе опуститься руки.
Но только не у Тенгза Абуладзе. Ему было что сказать людям. Для него освобождение от переполнявших идей служило счастливым облегчением и заменяло стремление к славе. А успех становился формой самовыражения, позволяя лучше быть услышанным. По складу ума и жизненному кредо его трудно назвать революционером. Но он во всех обстоятельствах старался оставаться гражданином. Правда, предпочитая говорить на языке культуры, которым в совершенстве владел. И всегда избегая публичных заявлений, которых от него часто ждали.
В принципе, главным мотивом его работ была любовь. Поруганная, несущая боль и, тем не менее, не несчастная. Скорее, гордая. Порой беззащитная перед низостью жизни. Но подчиняющая вечность, а потому – непобедимая. Чистая и прозрачная, как вода в горном ручье…
Эта линия наметилась уже в "Лурдже Магданы". Получила развитие в "Чужих детях" (1958), где откровенная публицистика вдруг предстала перед зрителем в трогательном лирическом обличье. Абуладзе никогда ничего не говорил в лоб, отлично понимая, насколько это претит искусству вообще и кинематографу, в частности.
Он мог забрести далеко в горы. Показать нравы, очищенные от лицемерной шелухи. Попытаться, как Важа Пшавела, поэмами которого была навеяна "Мольба", подчинить их общечеловеческой морали. Мог снять комедию. Светлую и грустную – "Я, бабушка, Илико и Илларион" (1962). Или задорную – "Ожерелье для моей любимой" (1971). Заговорить зубы, отвлечь внимание, но исподволь сохранить прочный гражданский стержень.
И неожиданно обрушить на зрителя, на критиков и особенно на цензуру "Древо желания". Последний фильм, надо полагать, поставил в весьма затруднительное положение. Сюжет, повернутый в прошлое. Абстрактный. Но обращенный к нам ко всем. Ни в кого, вроде бы, пальцем не тычущий. Но обвиняющий. Взывающий к покаянию…
Оно и стало кульминационной точкой в творчестве мастера. Фильм "Покаяние" – не лучший в фильмографии Абуладзе. Лучшим киноведы называют "Мольбу", которая, как и подобает фильмам элитарным, прошла обиняком, вне массового экрана. Но дело в том, что "Покаяние" – не просто фильм. Это целое явление — общественное, политическое, гражданское, нравственное. Если хотите, даже общечеловеческое.
Оно венчает собой крах целой эпохи. Насыщенной подлостью, конформизмом и кровью. Через которые прошел и сам Абуладзе, и миллионы других людей. Рассказывают, что выходя с просмотра, люди с оптимизмом ободряли друг друга: ну раз такую картину пропустили на экран, значит, жизнь действительно поворачивает в новое русло.
При всей фантасмагорической плакатности режиссеру и здесь удалось сохранить присущую только ему тонкую манеру повествования. Не случайно все три свои лучшие и снятые в разное время киноленты он объединил в один цикл. В трилогию. Несмотря на различие художественных средств, их роднит какая-то загадочная внутренняя преемственность.
Не потому ли фильм, венчающий этот цикл и поднимающий на поверхность самые мрачные стороны советской действительности, призывает не к сведению счетов. Не ко мщению. Зовет к покаянию!
Покаяние, как известно, акт глубоко индивидуальный. Собственно, по сюжету все персонажи в картине остаются при своих грехах. Никто в них не кается. Кается сам Абуладзе! От имени каждого из нас. Как бы испрашивая прощения за прошлое и за то, что ждет еще нас впереди…
Последние годы жизни Тенгиз Абуладзе кино больше не снимал. Работал, преподавал. Однако в фильмографии "Покаянием" поставил точку. Хочется искренне верить – потому что выразил все, о чем собирался поведать людям. И был по-настоящему счастлив.
Ибо нет большего счастья для художника, чем счесть свой творческий и гражданский долг до конца исполненным. Успеть во всеуслышание заявить устами одного из героев:
Дорога, которая не ведет к храму, никому не нужна…
Удачного всем дня!
