— Смотри-смотри, Нугзар, ты видишь вон того типа в шортах?
— Который? Этот в очках? С наглой рожей?
— Да! Он мне кого-то напоминает. Не могу вспомнить, кого именно — прямо на языке вертится.
— Оставь, пожалуйста, кого может напоминать тебе толстый немец?!
— Говорю тебе, у меня чутье на людей. Смотри, Нугзар, у него и нос, как у кахетинца!
— О-о-о! Что ты пристал!
Такой разговор вели два брата Гоча и Нугзар, разглядывая через окно витрины немецких туристов, сидящих в кафе. До того братья стояли на остановке и ждали автобус, чтобы отъехать на автовокзал, а оттуда — в свою деревню около Гурджаани. И вдруг старшего, Гочу, угораздило бросить взгляд в зал кафе. И все, задело. Оба они были людьми немолодыми и, вроде бы, давно миновавшими возраст, когда так внимательно пялятся на окружающих.
Вдруг Гоча со всей силы треснул себя по лбу:
— Вспомнил! Нуго, этот немец — вылитый наш отец Васо. Пусть земля ему будет пухом!
Младший, Нугзар, всмотрелся повнимательней. Причем, прильнул к окну, сделав руки козырьком, чтобы не отсвечивало.
— Ва-а! И правда, что-то есть.
— Нет, не что-то, а просто вылитый наш отец! — настаивал Гоча. — И руки, видишь, как стакан держит. Копия! Один в один!
Нугзар оторвался от своего стратегического пункта и недоуменно спросил:
— Ну и что? Мало ли похожих людей на свете.
Гоча заволновался:
— Э, ты что? А вдруг это наш брат?
— Как брат?— не понял Нугзар.
— Этот немец — сто процентов из Берлина. Наш отец там воевал. Понимаешь?
— Нет.
— Ты всегда был тупицей! С детства! Недаром тебя бабушка уронила.
— Да пошел ты…
— Объясняю: наш отец дошел до Берлина и по ходу сделал какой-то немке ребенка. Дошло?
Нугзар задумался.
Их покойный отец точно приехал с фронта с колодкой орденов, рассказывал, что расписался на Рейхстаге и от жизни брал все по максимуму. А именно — ни одну юбку не пропускал. Сколько из-за этого их мать наплакалась, но на то отец и мужчина, в конце концов, а не чучело огородное. Теоретически версия Гочи выглядела очень убедительно.
— Но нам-то что с этого?— опять переспросил тугодум.
— Включи мозги, Нугзар! — Гоча многозначительно понизил голос. — Это Европа. Понял?
— Смотри, наш автобус пришел! — крикнул Нугзар.
— Оставь автобус в покое, — рявкнул старший брат. — Этого немца нельзя упустить! Никак! Вся жизнь может измениться.
— А что же делать?
Гоча только кинул на брата взгляд, полный неописуемой жалости, и бросился к идущим навстречу девушкам.
— Девочки, дорогие, кто из вас знает немецкий? Умоляю, срочно надо. Или хотя бы английский.
Девушки слегка удивились такому вопросу, но все же сказали, что немецкий не знают, а вот английским сносно владеют все. Гоча уже тащил их в кафе. Нугзар поплелся за ними, вытирая платком лысину. Вся эта затея казалась ему верхом бесстыдства.
Перед удивленными немцами, мирно сидящими за столиком, вмиг возникла живописная группа: возбужденно жестикулирующий Гоча, улыбающиеся студентки и где-то на заднем плане красный, как рак, Нугзар.
Гоча стал задавать вопросы, девчонки со смехом переводили. Немцы сперва тупо смотрели на аборигенов, потом расслабились и стали отвечать.
Все совпало. Новообретенный брат Ганс Мюллер (при этом Гоча хлопнул немца по плечу и велел перевести, что "кино про Штирлица" — его любимый фильм) родился в 1946 году в Берлине, на вопрос об отце почему-то замялся. Но Гоча уже обрушился на него с объятиями и стал кричать, что тут все свои, все люди–человеки и вообще теперь Ганс у себя дома, на родине, а они все вместе едут в Гурджаани, в родные пенаты.
За столиком послышалось:
— Васт ист дас Гурджаани?
Девчонки весело переводили под Гочину диктовку, что это — лучшее место в мире, там шикарное вино. Свое вино, учтите, сделанное вот этими руками! А рядом течет Алазани. А немного в сторону — Дагестан. И во-от такие горы!
В воздухе плавало "васт ист дас" через каждые два слова.
К столику был вытолкнут смущенный Нугзар. Про него было велено перевести, что это еще один брат. Он, вообщем, неплохой и тоже свой, но его слегка уронили в детстве головой об пол. Немцы сочувственно закивали головами. Дескать, бывает.
Через час три брата и Лаша, друг одной из студенток, вызванный в качестве переводчика, ехали в машине в сторону Кахети. Гоча болтал без умолку о всякой всячине, иногда командуя Нугзару не сидеть таким надутым и поддерживать компанию. Ганс как-то размяк. Он слушал сбивчивую чужую речь и думал о чем-то своем.
Вечером уже вся деревня знала, что Гоча с Нугзаром с Божьей помощью нашли брата из Берлина и скоро все они поедут в Германию познакомиться семьями, как положено настоящим родственникам. Ганс, непривычный к такому количеству вина, крепко спал в лучшей комнате прямо под портретом своего найденного отца Васо при всех орденах.
Через неделю в Тбилисском аэропорту Ганса в подаренной сванской шапочке провожала куча народа. Природный немец уже неплохо выговаривал труднопроизносимое "гамарджоба" и вставлял к месту "мадлоба", неправильно делая ударение в конце. Но это никого не смущало. В багаж было загружено дикое количество чурчхел, тклапи и прочих непортящихся съестных экзотических припасов. За неделю была проведена колоссальная работа. Ганс побывал на кладбище у отца и всех его родственников по восходящей линии, прослушал краткий курс истории Грузии в несколько импровизированном стиле от Гочи и крестился в Православие в местной церквушке, невесть какого века (братья сами путались в датах). И, самое главное, он увозил с собой образцы для генетического анализа. Гоча и Нугзар, который раскрылся с самой лучшей своей стороны за этот промежуток времени, обнимали его и просили беречь себя в дороге, как будто провожали на фронт.
Немец был явно растроган и через переводчика говорил, что ничего подобного он не ожидал найти так далеко от дома. Заявление вызвало соответствующие неописуемые эмоции у провожающей стороны.
Эту сцену наблюдал приехавший из Баку азербайджанец. Он сразу вник в курс дела и только сказал веско:
— Родная кровь, понятное дело.
Через месяц в Гурджаани пришло письмо из Германии. Оно было написано на немецком. К нему были приложены фото семьи Ганса с подробным описанием, кто есть кто.
В письме было много теплых слов. А в конце маленькая приписка:
— …Генетический анализ показал, что у нас нет ничего общего. Но какая разница, когда все люди — братья. До встречи в Германии, дорогие мои!
