В день, когда мы с моим собеседником условились встретиться, пошел дождь. Один из тех дождей, которые обещают лить весь сегодняшний день, всю ночь и даже, может быть, весь следующий день… Одним словом, дождь, нагоняющий тоску.
– Я не люблю такую погоду, — говорит мне Звиад, встречая у подъезда собственного дома, и потом поясняет. – В такую погоду я не могу писать.
Мы входим внутрь дома, расположенного в самом центре Тбилиси, на проспекте Руставели, поднимаемся по лестницам.
– Если пишешь картины в такую погоду, это обязательно отражается в твоих работах, — продолжает Звиад, вставляя ключ в замочную скважину. – Я некоторое время жил в Москве, и вот друзья мне как-то говорят: "Слушай, почему в твоих картинах стало меньше тепла, яркости?"
Картины известного грузинского художника Звиада Гоголаури, правда, наполнены добротой и теплом. Можно сказать, это их характерная особенность. Возможно, именно этим они и цепляли тех, кто приобрел работы мастера. Его картины хранятся в коллекциях французского комика Пьера Ришара, голливудского актера Николаса Кейджа и в семье миллиардера Рокфеллера. В 90-ые годы Звиад Гоголаури отправился покорять Америку. Что из этого получилось, он рассказал в интервью Sputnik Грузия.
Знакомство на Сухом мосту
— Все началось с Сухого моста. Я вам говорю со всей ответственностью, что человек пятнадцать известных на сегодняшний день в Америке и Европе грузинских художников начинали свой путь с продажи своих картин на Сухом мосту. В конце концов, какая разница, выставляешь ты свои картины в выставочной галерее или на улице? Так вот, стою я как-то на Сухом мосту, общаюсь с коллегами, и тут подходит ко мне иностранец. Ну, мы объяснились, значит, кое-как. Оказался американцем, временно проживающим в Тбилиси. Ему понравилась моя картина, он ее приобрел и спрашивает: "А где у тебя остальные?" Ну, я ему отвечаю: "В мастерской, где им еще быть". На следующее утро, в десять часов, раздается звонок в дверь. Я поднимаюсь с постели и с неохотой плетусь к двери, открываю, а на пороге мой американец. Пришел покупать картины, к тому же извинился за свой ранний визит, объяснив, что боялся, как бы его не опередили. И тут я набрался смелости и говорю: "А можно ли организовать выставку моих картин в Америке?"
- Смельчак!
— Ну, да, 25 лет — в самом расцвете творческих сил. Жизнь пока хорошенько не побила…
- И что же Джон? Обещал помочь?
— Джон сказал, что сам к искусству отношения не имеет, но у него есть приятельница, у которой галерея в Нью-Йорке. Он покажет ей картины и если они ей понравятся, то дело выгорит. Через шесть месяцев приходит письмо из США. За окном 1998-й, интернета еще не было. В нем Джон пишет, что показал купленные у меня картины своей знакомой и она согласилась организовать выставку. Еще через полгода я поехал в Америку. Повез с собой 25 картин, продал их и вернулся. Хотя можно было, конечно, на вырученные деньги купить квартиру.
Во второй раз я поехал уже по приглашению бостонского владельца галереи. Приезжаю, а на таможне у меня конфисковывают мои же картины. Они же не знают, перекупщик я или художник. Джон встречает меня на большом фургоне для картин, а картин нет. Я рассказываю ему в двух словах о своем приключении. Он мне говорит: "У меня два выходных дня, я тебе помогу". Да, но в выходные дни таможенники не работают. Начал искать пути к спасению моих картин. И в этих поисках совершенно случайно познакомился с одним грузином – владельцем ликероводочного магазина. У него оказался знакомый адвокат, который и помог вызволить картины. Картины свои я вернул, заплатив 200 долларов. Но все эти дела затянулись на две недели. В итоге, выставка, на которую я вез картины, прошла без моего участия.
- И остались вы в Америке с картинами, но без денег…
— В том-то и дело, что деньги у меня поначалу были, но только поначалу… Живу я у Джона в Бостоне. Домик на берегу озера, тишина да гладь. Ну, созерцание природы само собой – занятие достойное, но я еще домой звонил, разговаривал с близкими. Только вот карту телефонную не купил, выходить поленился. Звонил в Тбилиси напрямую. К тому же, когда родные звонили, сам потом перезванивал.
И что вы думаете, в конце недели приходит счет в две тысячи долларов! Я чуть с ума не сошел. Джон мне говорит: "Какие ты такие дела решал с родными, минута разговора с Грузией напрямую стоит пять долларов?!" Сижу и думаю, пора отсюда валить, потому что Бостон — город консервативный, жизнь в нем протекает вяло. Ну, это если сравнить Тбилиси и Гардабани. Нашел квартиру в Нью-Йорке, заплатил владельцу за три месяца вперед – четыре с половиной тысячи, заплатил за билет до Нью-Йорка 100 долларов, ну и Джону должок в две тысячи. И осталось у меня 400 долларов, сто картин и большой Нью-Йорк. У меня до сих пор сохранились записи, на которых я пытался контролировать свои расходы, ну это после того, как у меня осталось на руках 400 долларов. Целыми днями искал выход из ситуации.
Поймать за хвост американскую мечту
— И вот прогуливаюсь я по Таймс-сквер, а там на улице продают сувениры, фотографии, и совершенно случайно встречаю друга, которого лет десять до того не видел. На радостях бросился его обнимать, а он мне тихо говорит: "Не делай этого, а то подумают, что мы геи". Я вспылил, говорю, да пошли они на фиг, мне все равно, что они тут подумают! (смеется — прим. автора). Десять лет тебя не видел, бичо! Ты представляешь, встречаются сван (это друг) и хевсур (это я о себе) и ведут такие разговоры в Америке! Говорю ему: "Слушай, я у тебя денег не прошу. Я привез картины и остался без денег". И рассказал всю свою историю. Он мне на это и говорит, что есть место в районе Манхэттена — Сохо, вот там и можно выставить работы, только нужно дождаться выходных.
Настает этот долгожданный уикенд, и я выношу картины. Сохо ведь место, куда стекается творческая богема. И вот стою я час, стою два, а покупателей все нет да нет. Точнее, народ подходит, приценивается, но разворачивается и уходит. А рядом картины продавались — откровенная мазня. Но их почему-то покупали, а мои нет, хотя я продавал по той же цене — 300 долларов за штуку. Я бы еще долго ломал голову над тем, что же не так с моими картинами, не появись на горизонте соотечественница. Она проходила мимо и задержалась у моих картин. Мы с ней разговорились, она спросила, за сколько продаю картины, я назвал цену. В это время подходит человек, спрашивает цену на картину, отвечаю. Он еще недолго стоит и отходит, а моя новая знакомая заливается смехом и объясняет мне, что я называю им нереальную цену, потому что говорю вместо сотни долларов тысячи. Вот такая петрушка была. В тот день я продал три картины…
- Как приобрели ваши картины Рокфеллеры, ведь с ними вы тоже повстречалась в Сохо?
— Да, только я понятия не имел, с кем имею дело (улыбается — прим. автора). Подходит семья, одеты скромно. На супругах спортивные костюмы. И когда они приобрели картины, то попросили нас доставить их к ним домой. С собой у них денег не было. В Америке не принято носить с собой большие суммы. И вот взяли мы с другом картины и направились по адресу. Все это происходит на Манхэттене, у них в Сохо дом. Заходим внутрь. А там люстры венецианские, пять метров до пола. Притом не одна, а штук 15. Говорю другу: "Это не просто богатые, это очень богатые люди!" Семья, в которую мы попали, занималась металлургической промышленностью. Мы пообщались с хозяином дома и его супругой. В основном, говорили о живописи.
- Они хорошо разбираются в живописи?
— Первая картина, приобретенная ими, называлась "Старый садовник". Там изображен старик, у него на голове восседает воробей, выщипывающий с головы волосы. Это как бы незавершенное произведение, то есть садовник уже старый, а воробей щипает волосы, чтобы слепить из них гнездо. И там будут дети, яйца, одним словом, идея продолжения жизни. И Рокфеллер все это увидел. Купили картины и у моего друга. Грузинская палитра очень богата, она славится своими теплыми цветами. А мир нуждается в теплоте. Мир стал холодным, жестоким. Если в сером пространстве появляется даже маленькое желтое пятно, оно может согреть весь зал. И в жизни так. Вот Рокфеллерам в моих картинах понравилось именно это.
- Чем, в целом, отличаются американские ценители искусства?
— Американцы любят, покупая картины, спрашивать о замысле художника. Это как подобрать ключ к замку, чисто американская черта. От американцев я также узнал: все, что они приобретают по стоимости, не превышающей тысячу долларов, это для оформления дизайна и для души. Ну, вот ему понравилась работа, зацепила, и он ее покупает. А то, что он приобретает по стоимости, превышающей эту сумму, уже инвестиция. И он не будет вкладывать деньги в дешевую работу, потому что не сможет потом ее продать.
Аккумулятор, подзаряжающийся грузинским солнцем
- Вы определенно удачливый человек. Ведь есть и такие, которые, отправляясь за границу, расставались с творчеством, потому что надо было выживать. У вас не возникало желания заработать деньги чем-то другим, кроме живописи?
— Нет, я в жизни ничем другим не занимался. А зарабатывать деньги начал в 14 лет. После восьмого класса отправился учиться в Цхинвальское художественное училище. Это, конечно, сейчас выглядит смешно, но во времена Советского союза на новый год каждый из магазинов нужно было по-новогоднему украсить. И мы занимались росписью стекол. За каждое стекло нам давали десять рублей. Слушайте, а это были большие деньги! На десять рублей два человека могли в ресторане пообедать. Поэтому то, с чем я столкнулся Америке, не испугало меня. У меня уже была пройдена школа выживания.
- Когда вы поняли, что будете заниматься живописью?
— Мне было четыре года, когда к нам пришел один родственник, музыкант. Он играл на аккордеоне. И родители, которым свойственно хвастаться успехами своих детей, показали ему мои рисунки. Это были какие-то зверюшки, и наш родственник, посмотрев на все это, сказал, что я обязательно стану художником. И наказал родителям, чтобы они не мешали осуществлению моего предназначения (улыбается — прим. автора). То есть, чтобы впредь с курса не сворачивали. Вообще, вы знаете, это так важно, когда в детстве тебя подбадривают, вселяют уверенность. Я бы вообще всем родителям советовал поддерживать детей в их начинаниях.
- Где вы большей частью творите – в Грузии или в США?
— Чаще там. Тут семья, родные. А там я ухожу в работу, нет отвлекающих факторов. Я, как бы это сказать, аккумулятор, который подзаряжается грузинским солнцем. К слову, ты поработал на славу, устал, хочется расслабиться. Ты что делаешь? Идешь с друзьями в ресторан. Например, американец или европеец, если пошел расслабляться, то пропустил две рюмки, и все разошлись по домам. Наше с друзьями застолье длится от шести до 12 часов. Начинают его два человека, а под утро, смотришь, нас уже 15. А разгрузка в чем заключается? Пришел человек со своими достижениями, проблемами, с рассказами о плохой и хорошей сторонах жизни. И все это под вино и хорошую музыку…
