Бесик Пипия
Александр Грибоедов впервые приехал в Грузию осенью 1818 года в составе русской дипломатической миссии, направлявшейся в Персию. Миссия задержалась в Тифлисе более трех месяцев. В датированном 21 января 1819 года "Письме к издателю "Сына Отечества" из Тифлиса" Грибоедов делится некоторыми своими впечатлениями о Тифлисе:
"На крытых улицах базара промышленность скопляет множество людей, одних для продажи, других для покупок… В караван-сарай привозятся предметы трудолюбия, плоды роскоши, получаемые через Черное море, с которым ныне новое ближайшее открыто сообщение сквозь Имеретию. В окрестностях города вюртембергские переселенцы бестревожно обстраиваются… Вечером в порядочных домах танцуют, на саклях (террасах) звучат бубны, и завывают песни, очень приятные для поющих".
За время своего первого пребывания в Тифлисе Грибоедов приобретает знакомства не только среди чиновников управленческого аппарата, но и среди местного, коренного населения. "Я здесь обжился, и смерть не хочется ехать", – писал Грибоедов 27 января 1819 года своим друзьям Якову Толстому и Никите Всеволожскому. "Спешите в Тифлис, не поверите, что за роскошь!" – писал Грибоедов Андрею Рыхлевскому в феврале 1820 года из Тавриза.
Грибоедов пробыл в Персии около трех лет, в ноябре 1821 года, в самый разгар ирано-турецкой войны, был направлен к главноуправляющему войсками на Кавказе генералу Алексею Ермолову для точного информирования о положении дел в Иране. По пути из Тавриза в Тифлис Грибоедов сломал себе руку. Длительное лечение перелома послужило для него одним из предлогов, чтобы оставить Иран и перевестись в Тифлис чиновником при Ермолове "по дипломатической части".
Служба при Ермолове стала для Грибоедова временем длительного "досуга", так как Ермолов не обременял его служебными делами. Однако для деятельного, живого, энергичного Грибоедова пребывание в Тифлисе не прошло бесследно. Здесь он написал 1 и 2 акты бессмертного творения "Горя от ума", их первым слушателем стал тифлисский сослуживец автора Вильгельм Кюхельбекер. Он отмечал в декабре 1821 года: "Грибоедов писал "Горе от ума" почти при мне, по крайней мере, мне первому читал каждое отдельное явление непосредственно после того, как оно было написано".
"Грибоедов создал на Кавказе свое "Горе от ума": дикая и величавая природа этой страны, – написал Виссарион Белинский, – кипучая жизнь и суровая поэзия ее сынов вдохновили его оскорбленное чувство на изображение апатического, ничтожного круга Фамусовых, Скалозубов, Загорецких, Хлестовых, Тугоуховских, Репетиловых, Молчалиных – этих карикатур на природу человеческую…"
Грибоедов в Тифлисе подружился с князем Александром Чавчавадзе, поэтом, генерал-лейтенантом, бывшим в то время начальником Армянской области. А потом и породнился с князем, женившись на его дочери Нино Чавчавадзе. Часто бывал в его имении в Кахетии Цинандали на берегу реки Алазани. Пребывание Грибоедова в Цинандали нашло поэтическое отражение в стихотворном отрывке, оставленном поэтом в "черновой тетради": "Там, где вьется Алазань, Веет нега и прохлада, Где в садах сбирают дань Пурпурного винограда…". Грибоедову так нравилось в Цинандали, что его посетила мысль поселиться в Грузии, где он мог бы посвятить себя любимому поприщу – литературе. "Скажите Нине, – писал Грибоедов Прасковье Ахвердовой 29 июля 1828 году, – что это продолжаться не будет и что скоро, не больше как через два года, я сделаюсь отшельником в Цинондалах".
Однажды Грибоедов сопровождал в Кахетию английского путешественника Роберта Лайолу, будущего автора книги "Путешествие по России, Крыму, Кавказу и Грузии". Грибоедов и Лайол выехали из Тбилиси в Кахетию 22 июня 1822 года. Переправившись через Иори, путники приехали в Гомбори, где тепло были встречены местной общественностью. После подробного ознакомления с Телави и ночевки в Энисели – имении Джорджадзе, Грибоедов и Лайол прибыли в Кварели. Ночевали в старинном доме Чавчавадзе; гостеприимный хозяин "угостил ужином, где вино подавалось нескончаемо и пили его в огромном количестве". 26 июня направились дальше по Алазанской долине к развалинам древней крепости Греми. Следующий и последний день путешествия был посвящен осмотру крепости и монастыря Алаверды, для чего путникам пришлось переехать реку Алазани. Затем Грибоедов и Лайол возвратились в Тбилиси.
В марте 1823 года Грибоедов уезжает в длительный отпуск в Москву и возвращается в Тифлис 3 сентября 1826 года. По свидетельствам Степана Бегичева и Федора Булгарина, Грибоедов работал в Грузии с сентября 1826 по май 1827 года над трагедией "Грузинская ночь". Им обоим Грибоедов читал в 1828 году сцены из "Грузинской ночи". До нас дошли только две сцены трагедии и относительно законченности произведения свидетельства современников расходятся. Из рассказа Федора Булгарина следует, что Грибоедов сочинил "план романтической трагедии и несколько сцен", Степан Бегичев же говорит о ней как о законченном произведении, приводя слова самого Грибоедова: "Есть у меня написанная трагедия".
Грибоедов в Тифлисе занимался и вопросами общественно-народной жизни. При его участии в Грузии открылись ряд уездных училищ для лиц "свободного состояния", были учреждены училище восточных языков, газета "Тифлисские ведомости", коммерческий банк, обсуждался вопрос об организации публичной библиотеки.
Перу Грибоедова принадлежит записка об экономическом устройстве Грузии "О лучших способах вновь построить город Тифлис". Грибоедов предлагает подойти к строительству в городе с учетом особенностей местного быта, традиций национальной архитектуры. Он высказывается, например, за сохранение "балконов" (айвани) и деревянных галлерей вокруг домов: "Навес, который от кровельной застрехи прикрепляется к столбам на аршин и более от стен, доставляет тень, благотворную в здешнем жарком поясе и препятствует кирпичу распекаться от жара. Внутри дома менее света, но более прохлады. По свидетельству всех здешних врачей, это и для здоровья необходимо… Дарбазы, в восточном вкусе, тоже для прохлады и здоровья чрезвычайно полезны (движение воздуха). Раскрытое строение обращать не на улицу. Наша северная архитектура, с малыми окошками, не годятся". Грибоедов говорит, что "всего более надлежит заботиться об устроении моста против армянского монастыря или артиллерийского дома", отмечая, что "каждый аршин земли дорого ценится", при исполнении новых строительных планов "надлежит иметь в виду следующие соображения": не нарушать права владельцев, чтобы не возбуждать "справедливый ропот".
В марте 1827 году командующим русскими войсками на Кавказе вместо Ермолова назначается Иван Паскевич – родственник Грибоедова. Жена Ивана Паскевича Елизавета Алексеевна приходилась Грибоедову двоюродной сестрой. Уже в апреле Грибоедову поручается ведение всех дел по дипломатическим сношениям с Персией и Турцией. Он участвует в русско-персидской войне, в феврале 1828 года принимает непосредственное участие в заключении Туркманчайского договора с Персией, а 15 апреля того же года назначается министром-резидентом в Персию.
Перед отъездом в Персию в личной жизни Грибоедова произошло важное событие – он обручился с Нино Чавчавадзе, дочерью князя Александра Чавчавадзе. Находясь в Тифлисе теперь и ранее, Грибоедов в свободное время посещал дом Прасковьи Николаевны Ахвердовой, вдовы начальника Кавказской артиллерии генерала Федора Ахвердова, где встречал к себе самое радушное отношение. В этом доме слышалась русская и французская речь, играли на рояле, танцевали, вели беседы о театре и литературе. Дом стоял в Сололаки на склоне горы и выходил террасой в чудесный сад с тенистыми аллеями. Флигель во дворе дома занимала семья князя Александра Чавчавадзе. Ахвердовы и Чавчавадзе были тесно связаны дружбой и родством. В доме Ахвердовых и встретил Грибоедов будущую жену Нино Чавчавадзе.
Родилась Нино Чавчавадзе в 1812 году и была моложе Грибоедова на семнадцать лет. Еще совсем юной девушкой, почти подростком, она уже выделялась своей красотой, особыми способностями и добротой. Грибоедов охотно занимался с ней музыкой, беседовал о литературе и науках: так незаметно росла любовь поэта к девушке. Нино, со своей стороны, считала Грибоедова близким человеком и проявляла к нему большую привязанность.
В 1827–1828 годах Нино Чавчавадзе уже славилась в Тбилиси как блестящая красавица и исключительного обаяния женщина. "За ангельскую красоту, не вдаваясь в метафору, можно ее было назвать существом истинно неземным", – говорит в своих воспоминаниях кавказский офицер Федор Торнау. А второй секретарь посольства Грибоедова Карл Аделунг записал: "Очень меня ошеломило также известие о том, что Грибоедов женится. Его будущая жена – молодая шестнадцатилетняя Нина Чавчавадзе; она очень любезна, очень красива и прекрасно образована… Я имел случай ее хорошо разглядеть; она необычайно хороша, ее можно назвать красавицей…"
О своем сватовстве Грибоедов подробно рассказал Федору Булгарину в письме от 24 июля 1828 года: "…Это было 16 [июля]. В этот день я обедал у старой моей приятельницы Ахвердовой, за столом сидел против Нины Чавчавадзевой […], все на нее глядел, задумался, сердце забилось… выходя из стола, я взял ее за руку и сказал ей: пойдемте со мной, мне нужно что-то сказать вам. Она меня послушалась, как и всегда, верно, думала, что я ее усажу за фортепиано, вышло не то, дом ее матери возле, мы туда уклонились, взошли в комнату, щеки у меня разгорелись, дыханье занялось, я не помню, что я начал ей бормотать, и все живее и живее, она заплакала, засмеялась, я поцеловал ее, потом к матушке ее, к бабушке, к ее второй матери Праск. Ник. Ахвердовой, нас благословили, я повис у нее на губах во всю ночь, и весь день, отправил курьера к ее отцу в Эривань с письмами от нас обоих, и от родных". В ответном послании князь Александр Чавчавадзе благословил союз дочери Нино и Грибоедова, сообщил, что радуется их любви.
Вскоре состоялось венчание 33-летнего Александра Грибоедова и 16-летней Нино Чавчавадзе в Сионском соборе. Описание их свадебного торжества находим в газете "Тифлисские ведомости" в номере от 12 сентября 1828 года:
"…1-й бал, или, лучше сказать, обед с танцами, дан был 24-го августа нашим полномочным министром в Персии А.С. Грибоедовым, по случаю бракосочетания его с княжной Н.А. Чавчавадзе, 2-й великолепный бал был у г. тифлисского военного губернатора, генерал-адъютанта Н.М. Сипягина 26-го августа. В превосходно освещенные и отлично убранные комнаты, занимаемые его превосходительством, вход был через стеклянную галерею, украшенную на сей раз деревьями и цветами. Звук труб возвещал о приезде гостей, которые встречаемы были назначенными для сего чиновниками, а дамы – самим хозяином.
Когда все гости съехались, то бал начался блестящим фейерверком, сожженным против дома его превосходительства, на прекрасной Александровской площади, устроенной во время управления здешним краем его превосходительством Н.М. Сипягиным. После фейерверка начались танцы. Польские экосезы, вальсы, кадрили попеременно занимали гостей. Наконец все умолкло, и внимание присутствующих было обращено на квартет, разыгранный тифлисскими виртуозами с искусством, удовлетворительным для самых строгих знатоков музыки.
По окончании квартета снова закипели танцы. Прелестные грузинки, в национальных костюмах, под звуки страстной мелодии танцевали грузинский танец, называемый лезгинкой. Прелестные телодвижения и ловкость, оказанная в сем танце красавицами Востока, заставили позабыть каждого зрителя наш резвый котильон и мазурку. Превосходный ужин окончился в 3 часа, но с ним не кончилось веселость гостей, и светозарное солнце уже блистало на высотах Кавказа, когда окончилось попурри, а с ним и бал…"
"Вы говорите, что я слишком озаботился моею женитьбою, – писал Грибоедов Ивану Паскевичу 23 августа 1828 года. – Простите великодушно, Нина мой Карс и Ахалцых, и я поспешил овладеть ею так же скоро, как ваше сиятельство столькими крепостями…"
9 сентября 1828 года Грибоедов выехал со всей своей свитой, с молодой супругой и тещей из Тифлиса к месту своей службы без всякого удовольствия. Еще в Петербурге перед отъездом в Персию Грибоедов говорил Ксенофонту Полевому: "Я уже столько знаю персиян, что для меня они потеряли свою поэтическую сторону. Вижу только важность и трудность своего положения среди них и, главное, не знаю сам, отчего мне удивительно грустно ехать туда!". А сообщая Андрею Жандру о своем назначении послом в Персию, Грибоедов заметил: "Нас там всех перережут. Аллаяр-хан личный мой враг… Не подарит он мне заключенного с персиянами мира!"
Торжественные проводы русской дипмиссии сопровождались звуками полковой музыки. Путь лежал через Коды, Шулаверы, Гергеры и Амамлы на Эривань. Из Эчмиадзина Грибоедов писал своей приятельнице Варваре Семеновне Миклашевич:
"Друг мой Варвара Семеновна! Жена моя, по обыкновению, смотрит мне в глаза, мешает писать; знает, что пишу к женщине, и ревнует. Не пеняйте же на долгое молчание, милый друг, видите ли, в какую необыкновенную для меня эпоху я его прерываю. Женат, путешествую с огромным караваном, 110 лошадей и мулов, кочуем под шатрами на высотах гор, где холод зимний. Нинушка моя не жалуется, всем довольна, игрива, весела; для перемены бывают нам блестящие встречи, конница во весь опор несется, пылит, спешивается и поздравляет с счастливым прибытием туда, где бы вовсе быть не хотелось. Нынче нас принял весь клир монастырский в Эчмиадзине, с крестами, иконами, хоругвями, пением, куреньем etc., и здесь, под сводами этой древней обители, первое помышление о вас и об Андрее. Помиритесь с моей ленью…"
25 сентября поехали дальше, причем Грибоедов, проезжая через Эривань, говорил жене шутя: "Не оставляй костей моих в Персии; если умру там, похорони меня в Тифлисе, в монастыре Св. Давида". 7 октября прибыли в Тавриз. Здесь размещались иностранные миссии при дворе принца Аббаса-Мирзы, которому Фетх-Али шах поручил сношения с иностранными государствами. Обстоятельства потребовали, однако, личного свидания Грибоедова с шахом. Оставив на попечение г-жи Макдональд, супруги английского посланника, молодую жену, 9 декабря 1828 года Грибоедов выехал из Тавриза в Тегеран. С дороги Грибоедов писал жене почти ежедневно, но из этих писем сохранилось только одно, девятое по счету, из Казвина от 24 декабря 1828 года:
"Бесценный друг мой, жаль мне, грустно без тебя как нельзя больше. Теперь я истинно чувствую, что значит любить. Прежде расставался со многими, к которым тоже крепко был привязан, но день, два, неделя, и тоска исчезала, теперь чем далее от тебя, тем хуже. Потерпим еще несколько, ангел мой, и мы будем молиться богу, чтобы нам после того никогда более не разлучаться…
Помнишь, как я тебя в первый раз поцеловал, скоро и искренно мы с тобою сошлись, и навеки. Помнишь первый вечер, как маминька твоя и бабушка и Прасковья Николаевна сидели на крыльце, а мы с тобою в глубине окошка, как я тебя прижимал, а ты, душка, раскраснелась, я учил тебя, как надобно целоваться крепче и крепче… Прощай, бесценный друг мой… Целую тебя в губки, в грудку, ручки, ножки и всю тебя от головы до ног. Грустно".
…С февраля 1829 года письма и донесения от Грибоедова стали приходить в Тифлис все реже и реже. Перестали поступать какие-либо сведения и от остальных сотрудников русской миссии в Иране. Вскоре стали проникать смутные слухи о гибели в Тегеране всей русской миссии.
Первым официальным подтверждением распространившихся слухов о смерти Грибоедова явилось сообщение генерального консула в Тавризе — Андрея Амбургера: "Сегодня утром прибыл сюда человек Мирза-Муса-хана, который привез более подробные известия из Тегерана о случившемся там ужасном происшествии. Кажется, что духовенство тегеранское было главною причиною возмущения, соделавшего нашего министра жертвою ожесточенной черни, ибо в главной мечети провозглашали сбор правоверных. Злополучный Александр Сергеевич сделался жертвою своей храбрости. Услышав шум, выбежал с обнаженною саблею в руке и в то самое мгновение был поражен брошенным камнем. Он пал от удара; ворвавшаяся толпа совершила его ужасную участь. Покой душе его! Все люди тут бросились к нему и все пали жертвою остервенелой черни. Все имущество ограблено кровопийцами, и дом, данный министру шахом, совершенно разрушен".
В то время как в Тегеране было подготовлено и совершено убийство, Нино Чавчавадзе жила в Тавризе. От нее решили скрыть печальное известие и уговорили выехать к матери в Тифлис. Здесь о смерти мужа ей сообщила жена Ивана Паскевича Елизавета Алексеевна. С Нино сделалась истерика, и на другой день она преждевременно разрешилась. Ребенок прожил всего несколько часов.
Спустя неделю после нападения на посольство персидское правительство послало людей раскопать яму, найти труп Грибоедова, перевезти его в армянскую церковь и предать земле в ее ограде на случай, если русское правительство потребует его выдачи. Обезображенный труп Грибоедова едва был узнан по сведенному мизинцу на руке — от раны, некогда полученной на дуэли с Александром Якубовичем. Тогда же его перевезли и похоронили в ограде армянской церкви.
Через две недели выкопали гроб с бренными останками Грибоедова и направили через Тавриз в Тифлис. В Нахичевани тело его переложили в другой гроб, украсили его и повезли дальше. 11 июня, невдалеке от Гергер, траурный кортеж встретился с Пушкиным, рассказавшим об этом в "Путешествии в Арзрум":
"Я переехал через реку. Два вола, впряженные в арбу, подымались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу.
– Откуда вы, – спросил я их. – "Из Тегерана". – Что вы везете? – "Грибоеда".
Это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис. Не думал я встретить уже когда-нибудь нашего Грибоедова! Я расстался с ним в прошлом году в Петербурге, перед отъездом его в Персию. Он был печален и имел странные предчувствия".
Только 17 июля, вечером, после многочисленных задержек, печальная процессия подошла к Тифлису. Нино Чавчавадзе, встречавшая вместе с семейством останки мужа у городской заставы, упала в обморок, и долго не могли привести ее в чувство.
Описание похорон Грибоедова опубликовала газета "Тифлисские ведомости" в номере от 18 июля 1829 года:
"Тело покойного российского полномочного министра в Персии, с.с. Грибоедова, привезенное из Тегерана со всеми почестями, приличными сану, в который он был облечен, по выдержанию всех карантинных сроков, 17 июля перевезено из тифлисского карантина в Сионский кафедральный собор, где оное поставлено было на нарочито для сего изготовленный великолепный катафалк. На другой день его высокопревосходительство тифлисский военный губернатор, весь генералитет, военные и гражданские чиновники собрались в соборе. По совершении божественной литургии, его высокопреосвященство экзарх Грузии произнес надгробное слово и исчислением доблести покойника произвел тем сильнейшее впечатление над слушателями, что сердца всех присутствовавших расположены уже были к глубокой печали воспоминанием о горестной потере столь отличного мужа. По окончании обычных обрядов, бренные останки Александра Сергеевича Грибоедова, в сопровождении его высокопреосвященства экзарха Грузии и всех присутствовавших, отнесены в монастырь св. Давида, и преданы земле согласно с волею, неоднократно объявленною покойником при жизни".
Грибоедов погребен в особом гроте. Над могилою сооружен памятник работы скульптора Кампиони – из черного мрамора с бронзовым крестом, у подножия которого – вылитая из бронзы фигура коленопреклоненной плачущей женщины. На передней стороне памятника – барельеф писателя, а рядом лежит книга – "Горе от Ума". Под ними выбито золотыми буквами: "Александр Сергеевич Грибоедов, родился в 1795 году, генваря 4 дня, убит в Тегеране в 1829 году, генваря 30 дня". С южной стороны надпись: "Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя", с северной – другая: "Незабвенному его Нина".
Шестнадцатилетняя вдова до смерти осталась верна памяти мужа и, отклоняя все блестящие предложения, посвятила жизнь родным, друзьям, знакомым, сделав из нее одно сплошное благотворение. Это был ангел-хранитель всего семейства и в то же время существо, которому поклонялись все служившие тогда на Кавказе, начиная с наместников до самых низших чинов. Нино всегда окружал какой-то особенный ореол благодушия, доступности, умения войти в нужды каждого и сделать эти нужды своими. Когда ей случалось проживать в Тифлисе, редкую неделю не взбиралась она пешком на крутую гору Св. Давида для того, чтобы навестить драгоценный прах.
Нино Чавчавадзе пережила мужа на 28 лет, она умерла в 1857 году в возрасте сорока пяти лет от холеры, бушующей в Тифлисе. Ухаживая за больным родственником, Нино Чавчавадзе отказалась покинуть город, выходила больного, но безнадежно заболела сама. Газета "Кавказ" так сообщила о ее смерти:
"Наше тифлисское общество понесло значительную потерю. В прошлую пятницу, июня 28, после краткой болезни скончалась Нина Александровна Грибоедова, урожденная Чавчавадзе. Отпевание тела ее происходило в прошлое воскресенье в Кашветской Георгиевской церкви, при стечении всех уважающих прекрасную личность покойной, бывшей всегда украшением лучших тифлисских салонов и столь рано похищенной смертью из их круга. Тело ее отнесено на руках в монастырь св. Давида и положено в одном склепе, рядом с ее супругом".
